Майор полиции в отставке, бывший сотрудник Экспертно-криминалистического центра, специалист-почерковед, а ныне сотрудник Бюро независимых экспертиз, житель Химок, поклонник поэзии Серебряного века, Олег Игоревич Мерзликин с конца сентября занят расшифровкой рукописи «Малого средиземноморского трактата». Три часа с майором Мерзликиным, нашим бойцом невидимого фронта, хватило, чтобы понять, в какую увлекательную работу он ушел сейчас с головой.
Три часа. Больше он не позволил: рукопись не ждет. Итак, все по порядку.
Час первый. Прогулка с Фитилем в парке
В девять часов утра Олег Игоревич гуляет в парке с собакой. Эрдельтерьер по кличке Фитиль носится по ковру из осенних листьев, распугивая голубей и ворон. Это вторая прогулка, первая была в шесть утра. «Мы с Фитилем жаворонки, — говорит Олег Игоревич. – Спать ложимся после программы «Время». Зато в пять утра мы уже на ногах». Он первым начинает разговор о «священном папирусе». Так Олег Игоревич называет рукопись «Трактата». Чувствуется, что для него это волнующая тема, на которую мало с кем получается поговорить.
«Что такое рукопись вообще? Любая, не обязательно «Трактат». Это ведь что-то из сказки, из детства, из книжек по истории… Я сначала не верил, думал – ошибка. Ждал, что принесут очередной договор с кучей сомнительных подписей и попросят разобраться. Такое обычное дело. Оказалось, и правда – рукопись. Теперь сам удивляю знакомых. Каждый первым делом спрашивает: «Какой век?». Отвечаю: «Двадцать первый». И сам поражаюсь. Ведь звучит, как предложение надеть камзол или сесть в карету. Это в двадцать первом-то столетии! Я в свои сорок восемь уже не помню, когда в последний раз брал в руки ручку. Все на компьютере. Что заставило его писать роман от руки? Почему он носил эти листки с собой? Загадка».
Возвращаемся к дому, где живет майор Мерзликин. Фитиль держит в зубах найденный в парке теннисный мяч. Поднимаемся по лестнице на третий этаж.
Час второй. «Священный папирус»
Одна из комнат хрущовки превращена в рабочий кабинет: полки с книгами и документами, старый письменный стол. В углу комнаты стоит напольный сейф метровой высоты. Олег Игоревич открывает ключом замок и достает из сейфа стопку исписанных листов. Вот он — «священный папирус»! От кромки до кромки покрытые мелким угловатым почерком листы. В левом верхнем углу — номер страницы, неизменно заключенный в овал.
— Олег Игоревич, правда, что по почерку можно многое сказать о человеке? Возраст, характер, род деятельности?
— Увы, это не так. Я, конечно, анализировал рукопись с этой точки зрения. Хотя моя задача – расшифровка текста и отправка его редактору. Но интересно же! Иногда захватывает не текст, а вот как раз авторский метод работы. Система вставок, например. Вот этот ромбик в тексте означает вставку. Сама вставка, видите, внизу страницы, написана вверх ногами, рядом с ней тоже ромбик. Когда вставок несколько, появляются ромбики с точками, закрашенные, полосатые… Оригинальное изобретение.
— Но об авторе это мало что говорит…
— Вообще ничего. Почерковедение – не волшебное зеркальце, увы. 100-процентно я могу сказать только то, что при написании рукописи использовались три ручки, одна шариковая и две капиллярных. Писал правша, не ребенок, не старик. Примерный возраст назвать уже не берусь. Нет таких методик. Услышите обратное – не верьте. Что еще? Могу рискнуть и предположить, что писал мужчина. В почерковедении есть 17 признаков оценки пола. В данном случае 12 против 5 в пользу автора-мужчины. Но опять же, это не железно.
Мне в глаза бросается то, что размер почерка на последних страницах мельче, чем на первых. Причем значительно. На последних страницах поместилось, пожалуй, в полтора-два раза больше текста, чем в самом начале рукописи. Обращаю внимание Олега Игоревича на этот странный факт.
— Намекаете на состояние измененного сознания? Вряд ли. Он работал над «папирусом» месяцев шесть, не меньше. За меньший срок три ручки не испишешь. Полгода непрерывного письма и степень выработанности почерка меняется. Это нормально. И вообще, к чему разводить гадание на кофейной гуще? Говоря языком экспертов, у нас в руках рукописная запись большого объема. Это для почерковедческой экспертизы – просто роскошь. Почерковеду хватает трех-пяти слов. А здесь почти двести страниц! Надо не почерковедов мучить, а обратиться к психологам и лингвистам. Пусть они исследуют текст — вот где ключ к потайной дверце!
Час третий. Чай вприкуску с воспоминаниями
Надежда Николаевна, супруга майора, хлопотливая приветливая женщина, зовет нас на кухню. Чай готов. Усадив гостя за стол, хозяйка уходит по делам. У батареи центрального отопления лежа греется Фитиль. Разговор заходит о службе в полиции. Олег Игоревич с удовольствием предается воспоминаниям.
«Однажды довелось делать экспертизу подписи гражданина КНДР. Документ был на китайском, подпись тоже. Но ничего, справились. Я потом целую неделю гордый ходил. Всем показывал фотокопию подписи. Красиво пишут китайцы. Чувствуется многовековая традиция».
Клубничное варенье у Надежды Николаевны очень вкусное. Наливаю себе третью чашку чая.
«Еще был случай с автографом Брежнева. Пришла женщина, принесла книгу с дарственной надписью. Попросила подтвердить, что это почерк Леонида Ильича. Я до этого почерка генсека не видел. Не знал, что он был каллиграфом не хуже того японца. Просто изумительное начертание! За образцами почерка пришлось съездить в архив секретариата ЦК КПСС. Все оказалось правдой. Это действительно была книга, подписанная самим Брежневым».
После третьей чашки Олег Игоревич вежливо извиняется:
— Дела не ждут. У нас жесткие сроки. А я уже пятый день торчу на шестой главе. Много неясного, куча белых пятен. Не позавидуешь редактору. Есть места, где не читаются целые предложения. Окончательность некоторых вставок тоже не ясна. Что тут делать? Та еще задачка. Иногда волнуюсь, как будто это у меня пропала рукопись. По правде говоря, это мешает.
— И как справляетесь с волнением?
— Закрываю глаза и произношу свои инициалы: «О» и «М». Получается «Ом-м-м». Помогает.
Беседовал Александр Крылов